Карта и компас [litres] - Наталья Девятко

Ярош остановился. Возле стены ближайшего к морю дома стоял стройный кудрявый подросток в простой темной одежде горожанина. Русоволосого парня звали Хедин. Сокол видел его впервые, но сегодня ночь с радостью открывала пирату Имена, если они не были сожжены колдовским огнем, как и тот обреченный город…

В руках Хедин держал стынущие капли звездного света, похожие на бусины из разорванного ожерелья. Ожерелья, прячущего страшный секрет минувшего и грядущего.

— Ищешь сокровища, пират? — прошептал парень. — Не отыскать тебе их. Звезда сказала мне, умирая, что никому не найти Призрачные острова. Кроме теней, лишенных покоя и блуждающих на их берегах, никому не попасть туда.

Ярош прошел мимо него, не сказав ни слова.

Ветер стелился по лужам, оставшимся после вечернего дождя. Они разговаривали между собой, дождь и ветер, они мечтали быть людьми, но ненавидели людей и презирали, делая вид, что не замечают, ибо люди тоже не почтили их своим вниманием. Ярош научился говорить на языке этих двоих давно, еще до путешествия в ужасный город, который слишком хорошо помнил живым и счастливым.

В подворотне опьяневший старик хвастался перед товарищами, как во главе армады некогда топил пиратские корабли. Но сегодня ночью Ярош знал, что хвастун врет и никогда не бывал в открытом море. В другой день капитан устроил бы лгуну путешествие в пиратский порт, а нынче старику повезло, ведь пирата звали сокровища.

Странным был тихий городок этой ночью, будто сам желал спрятанного во тьме сокровища. Вспыхнуло, и от пылающих отблесков заклятья разлетелись тени.

Вздрогнув, Ярош оглянулся.

На него из темноты смотрела женщина. Безымянная, ее необычайные глаза изменялись, словно отражение в неспокойной воде. Она была давней, как сама жизнь, Матерью называли женщину люди.

Ясный свет заклятья угасал, истекал огненными каплями, оставляя следы на стенах, невидимые обычным глазам, холодные, как и само колдовское пламя. Мать тяжело вздохнула, будто что-то сдавило ей грудь, побледнела.

Пират подхватил женщину почти у самой земли. Даже в темноте он видел, что его руки в крови. Давняя была тяжело ранена.

Осторожно прислонив к стене потерявшую сознание женщину, Ярош забарабанил в дверь ближайшего дома.

— Откройте!

В доме что-то громыхнуло, послышался звон разбитого стекла.

— Не открывай, бабушка Катерина! Не открывай! — громко заныл ребенок.

— Цыц, малой, — шаги приближались.

Хозяйка открыла, даже не спросив, кого это принесло посреди ночи.

— Пират! — отшатнулась женщина — еще не старая, но красота уже начала покидать её.

Волосы у хозяйки густые, только пепельные, верно, от рождения. Приметные такие волосы, только не время сейчас об этом думать…

— Тихо! — шикнул на женщину Ярош. — Лучше помоги!

С опаской, закутавшись в платок, Катерина вышла на улицу. Опустилась на колени перед раненой.

— Ты ее…

— Нет, глупая женщина! — рассвирепел Ярош. — Зачем? Сможешь помочь?

Катерина осматривала рану.

— Чем смогу… Неси ее в дом.

Внук молодой бабушки испуганно забежал в темноту комнат, когда пират занес раненую внутрь, положил на лавку. Хозяйка свернула платок и подсунула незваной гостье под голову.

— Я еще вернусь сюда. Узнаю, что с ней…

Пока Катерина набирала воду из миски, Ярош не удержался: погладил Мать по темным косам, в которых никому не суждено увидеть седину. Древний народ… И она одна из давних — не так уж много их осталось на этой земле.

За окном громко засмеялись девичьи голоса, обсуждающие рассказ вруна-пирата. Фальшивым было его счастье, подаренным теми, в чьих глазах никогда не сиял свет воли и свободы.

Ярош задумчиво смотрел на темную улицу, не понимая, почему сегодняшняя ночь согласна отвечать чуть ли не на каждый его вопрос. Он обернулся к хозяйке, укрывающей бесчувственную давнюю легким одеялом. В свете одинокой свечи казалось, что на щеках Матери проявился болезненный румянец.

— Уходи, — повернувшись к пирату, попросила Катерина. — Я ее перевяжу.

— Хорошо. Я приду утром, — но Ярошу совсем не хотелось снова выходить на улицу, в ночь, такую коварную в своей благосклонности.

Хозяйка заперла за пиратом дверь на все засовы. И правильно сделала: возле дома уже стоял другой гость, не менее древний, чем Мать, — забытое существо, которому раньше платили стертыми монетами. Платили, чтобы перевозчик увез их души на другой берег. Много было у него имен, много обличий, как много лиц у каждого из давнего народа.

— Она умрет. Я видел, как ее ранили, — едва слышно сказал Харун, в его голосе чувствовалась печаль.

Он был высок, глаза темные, волосы с сединой. И одежды его черные, но не траурные.

— И зачем ты говоришь это мне, забытый людьми бог? — рука Яроша коснулась оружия.

— Перестань, Сокол, зачем нам драться? Птицы дерзки, но лишь они не страшатся опалить крылья солнечными лучами, поднимаясь над облаками, — Харун не насмехался. — Разве ты ничего не хочешь спросить у меня, Сокол?

— Я никогда не верил в тебя, давний народ сгинул во тьме веков. А пират и двух медяков не отдаст перевозчику, — Ярош с неохотой убрал руку с сабли. — Древние боги мертвы, ибо им нет веры. А ты жив. Почему?

— Сам не знаю. Возможно, на Призрачных островах мне скажут.

Сабля вылетела из ножен быстрее, чем он договорил.

Харун усмехнулся.

— Боишься, человек. А я всего лишь хотел помочь.

— Когда это ты стал помогать людям, забытый бог?

— Я не бог. И родился человеком очень давно. Опусти оружие, Сокол.

— И как ты можешь помочь ей? — Ярош не верил Харуну, но и не боялся, хотел не бояться.

— Возьми давнюю на корабль. Море вылечит ее рану. И меня возьми. Тебе же не ведомо, что встретится на пути, когда твой корабль возьмет курс на Призрачные острова.

— А тебе ведомо? — Ярош все же опустил саблю.

— Нет. Но мне легче договориться с тенями прошлого, нежели вам, людям, — в темных глазах давнего бушевал шторм, и казалось, ночной сумрак, растворенный во мраке, тоже попал в плен к обезумевшей, но пока безмолвной стихии.

Яроша проняло холодом, и давний на мгновение заглянул ему в душу.

— Я приду в Восточную бухту на рассвете. Через четыре дня, — Харун отступил, исчезая среди теней.

Волосы пирата растрепало легким ветерком, отголоском шторма, прилетевшего с моря.

— Не верь ему, — уцепившись когтями за край, на крыше сидела огромная белая птица с янтарными глазами. Заклятые огненные отблески и тени гуляли по черепице. — Не верь давним — порождениям мрака. Ты будешь проклят за то, что якшаешься с силами тьмы.